Снова о кровавых ужОсах революций... :)

Что рождает революцию?

  Иногда одной ошибки короля или дебатов об опасности государственного долга достаточно, чтобы обрушилась великая монархия
  Классическая историография Великой французской революции получила от критиков прозвище "якобинской": сорбоннских мэтров Жоржа Лефевра, Альбера Собуля и других вполне оправданно обвиняли в чрезмерной готовности судить события 1789 года по благим намерениям революционеров, а не по ужасам террора. "Якобинцы", выступавшие, по большей части, с марксистских позиций, полагали, что революция была делом исторически оправданным, а массовые казни и прочие кровопролития объясняли обстоятельствами - ожесточенным сопротивлением аристократов и интервенцией со стороны соседних держав. Пришедшие им на смену в 1970-80-х годах "ревизионисты", наоборот, доказывали, что кровавый исход был предопределен уже самими идеями, двигавшими революционерами. Понятно, что спор этот не только о Французской революции, но о великих социальных революциях вообще: "якобинцев" обвиняли в том, что косвенно они оправдывают и октябрь 1917-го.
  Объяснять революцию ссылками на зловредные идеи вольнодумных философов очень удобно. Другое дело, насколько эти идеи действительно владели массами. Американский историк Тимоти Такетт, изучивший биографии тысячи с лишним депутатов Национального собрания, их письма и опубликованные работы, еще десять лет назад показал, что ничто до революции не говорило об их протестных настроениях. Будущие депутаты от "третьего сословия" были вполне преуспевающими юристами, торговцами, провинциальными мэрами. Они не бредили Вольтером и Руссо, и даже идеи Просвещения в целом оставались на периферии их представлений об обществе и политике.
  Но, похоже историки просто не там искали интеллектуальные корни революции: смотреть надо шире. Майкл Соненшер, например, показывает в своей новой книге, что на протяжении последних десятилетий дореволюционного режима французские интеллектуалы и политики горячо обсуждали опасности, которые таит в себе растущий государственный долг. Благодаря заимствованиям государство получало возможность жить не по средствам: содержать все более многочисленную армию, вести рискованную политику. Однажды, предсказывали теоретики, оно зайдет слишком далеко и дело кончится или апокалиптической войной, или государственным банкротством и жесткой тиранией - в общем, концом цивилизованного общества. Получается, что готовность к потрясениям выросла из обсуждения злободневных экономических проблем: французы и без всяких философов настраивались на то, что современный им режим плохо кончит, что с политической системой надо что-то делать. Схожим образом смотрит на проблему и профессор Джон Шовлин: в своей работе он показывает, как жесткое неприятие аристократов и существующего строя в целом вырастало из вполне академических дебатов о вреде роскоши для национальной экономики.
  Угадать приближающуюся революцию в газетных передовицах и ресторанных разговорах невозможно. Гражданину вовсе не обязательно быть идейным радикалом, чтобы в один прекрасный день неожиданно для самого себя оказаться решительным противником старого порядка. О том же пишет и Тимоти Такетт. Его новая книга посвящена тому, как одно-единственное событие - попытка бегства королевской семьи за границу в 1791 году - резко изменило и настроения французов, и траекторию политического процесса. Выходит, кровавая революция выскакивает из ниоткуда, как черт из табакерки. И это неприятно.

  Michael Sonenscher "Before the Deluge: Public Debt, Inequality, and the Intellectual Origins of the French Revolution". - Princeton University Press, 2007
  John Shovlin "The Political Economy of Virtue: Luxury, Patriotism, and the Origins of the French Revolution". - Cornell University Press, 2006
  Timothy Tackett "When the King Took Flight". - Harvard University Press, 2003

Автор: директор по прикладным исследованиям ЦЭФИР Игорь Федюкин

  Еще несколько статей аффтора...