Ну, уболтали... :)

  Заэксплуатировал роящуюся поблизости молодежь, привожу опущенные ранее дневниковые записи Ивана Гайдаенко:

  Октябрь, 1936 год. Картахена. Главная военно-морская база республиканской Испании. Теплоход "Комсомол" стоит у восточного мола Курро. Выгружаем танки. Советские добровольцы-танкисты прямо с причала уходят к Мадриду. Мятежники завязали бои на окраинах столицы. У портовых ворот танки встречают толпы испанцев. "Но пасаран!" Люди бросаются на машины, плачут, смеются, целуют броню, обнимают танкистов, поят их апельсиновым соком. Среди людского моря, видимо, немало агентов Франко.
  Рослый испанец со всего размаха бьет кулачищем по башне танка. Лицо его перекосилось от боли.
  - Но де мадера, феррео! (Не деревянный, железный!), - кричит он.
  Ликует людское море. А маловеры ножами сдирают краску с брони и, заметив блеск металла, удостоверяют покачиванием головы:
  - Феррео!

  1937 год. Центральная тюрьма Франко Пуэрто-де-Санта-Мария.
  Моряки расстрелянного теплохода "Комсомол" находятся в камерах второго этажа. В тюремном дворе пленные бойцы Интернациональных бригад, все смертники. Обреченные часами стоят у стены и следят за окнами камер советских моряков. Заметив кого-нибудь за решетчатым окном, они выпрямляют указательный и большой пальцы. Получается латинская буква "L" - "Ленин".
  Это клятва держаться до последнего вздоха, это призыв для нас стойко переносить все невзгоды фашистского плена.

  Ноябрь, 1941 год. Австралия. Порт Сидней. Близится канун 24-й годовщины Октября. Пароход "Минск" принимает грузы для фронта. Город залит огнями неоновых реклам. Наша Родина погружена в темноту. Война. В ночь с 6-го на 7 ноября на мачте "Минска" вспыхнула красная звезда.
  На судно явился полисмен.
  - Не кажется ли господину капитану, что ваша звезда очень ярко освещена? Время военное...
  Капитан улыбнулся.
  - Думаю, она не демаскирует город.
  Полисмен лукаво прищурил глаз и многозначительно подчеркнул:
  - О капитан! Вашу звезду видно дальше всех огней...

  1946 год. Порт-Саид. Среди множества катеров по бухте снуют "Волга" и "Москва". Они принадлежат шипшандлеру Фарашу. Английские власти уже не раз требовали заменить "крамольные" имена, но Фараш отбивается:
  - Не было бы Волги и Москвы, немцы были бы в Порт-Саиде...

  Март, 1948 год. Триест. Пароход "Михаил Кутузов" выгружает уголь. Кто-то из грузчиков Триеста заметил на спине нашего машиниста глубокий шрам.
  - Война? - спросил триестинец.
  - Сталинград, - ответил машинист.
  Спустя час на причале у борта судна собралась толпа грузчиков и портовых рабочих. Они скандируют:
  - Ста-лин-град! Ви-ва Ру-си-а!
  - Ста-лин-град! Жи-ви-о Ру-си-а!

  Июнь, 1949 год. Сингапур. Малайские патриоты сражаются в джунглях против английских колонизаторов. Моряки теплохода "Адмирал Ушаков" приглашены в соседнее княжество Джохор. Нам показывают огромное дерево. На его стволе вырезаны четыре буквы "USSR". Буквы вырезаны давно и от времени расплылись по стволу. Они появились во время оккупации Малайи японцами.
  - А это для британцев, - говорит наш гид, показывая свежевырезанные те же буквы.
  Нас пригласили в малайскую школу. Малыши встречают гостей песней "Широка страна моя родная". Глаза горят, лица сосредоточены, эта песня - их мечта.

  1954 год. Дакар. Лачуги рыбаков, сколоченные из фанеры, жести, тряпок, небольшим селением раскинулись у самого берега Атлантики.
  В одной из лачуг нас угощают вяленым тунцом. На фанерном листе приклеена цветная иллюстрация из какого-то советского журнала. В глаза бросается строка, набранная крупным русским шрифтом: "Дети разных народов", - а ниже, взявшись за руки, по Красной площади шагают африканцы, инидийцы, арабы, вьетнамцы, скандинавы, русские, украинцы, казахи, грузины.
  На следующий день дакарские рыбаки побывали в гостях на советском судне. Они одарили нас ожерельями из морских ракушек и забрали все до единого журналы "Огонек", "Советский Союз", "Украина". Их хижины украсятся новыми иллюстрациями.

  1958 год. Ливан. В Триполи моряки парохода "Иркутск" посетили школу. Парты привлекли внимание "местной резьбой по дереву". Дети есть дети. На одной из парт усердно и мастерски они вырезали земной шар, опоясанный экватором, параллелями, меридианами. Вокруг земли так же добротно и со знанием дела вырезана эллипсовидная линия с кружочком, под схемой русское слово латинским шрифтом: "Sputnik".
  Морякам объявили, что в Триполи есть человек, отлично знающий русский язык. Когда он придет, нам легче будет объясняться. Через полчаса явился молодой рослый парень и прокричал:
  - Руськи карачо! Мир! Дружба! Брат! Подмосковные вешера!
  Этим его запас русских слов исчерпывался. Но и этого достаточно, чтобы прослыть знаменитым.
  Об этом забавном случае я рассказал в торонто одному украинскому эмигранту. Он долго молчал и потом как бы спросил самого себя: "Что же можно прокричать американскому солдату? Доллар! Нигер! Напалм!"

  1966 год. Монреаль. Мне рассказывал один украинский канадец: "В двадцатом году я переехал из Волыни в Канаду. Когда я регистрировался как эмигрант, меня спросили, какой я национальности. "Украинец", - ответил я. Регистратор посмотрел на меня с удивлением и спросил: "Где это, что это?" - и записал: "поляк". Украинцев называли "русин", "рутинец", "галицен", "буковинец", "чех", "поляк", "австрияк", "румын", только не украинец. Теперь я горд и счастлив за мою родину. Она обрела не олько равное право в Союзе Советских Социалистических Республик, но и слава ее известна всему свету. Теперь меня никто не спрашивает, где это и что это".

  1969 год. Хиросима. В моих карманах сотни две разных советских значков. Достаточно было подарить один значок японскому студенту, чтобы вокруг образовалась толпа. "Совьет, совьет, совьет", - раздаются голоса, и тянутся сотни рук. Через три минуты в моих карманах не было ни одного значка, а толпа не расходилась. Пришлось подарить авторучку, мундштук, коробок спичек, брелок от ключей, пятнадцатикопеечную монету. Мне же на память студенты подарили тут же написанный плакат: "Совьет - Мир!"