Самый больной русский вопрос
Тем не менее последние десятилетия о Столыпине идут такие разговоры, что невозможно понять, кто говорит правду. Сторонники разных точек зрения, нахватавшись отрывочных данных, занимаются в основном голословными спорами, вместо того чтобы воссоздать и исследовать цельную картину из достоверных фактов. Поразительно, но… и ругающие, и хвалящие Столыпина политики, общественные деятели и даже ученые чаще всего толком представления не имеют, что и как было в действительности. Или имеют представление в духе «заказных учебников истории», которые ссылаются на две-три цитаты из «сочинений» и речей известных лиц. А те, в свою очередь, судя по всему, позаимствовали их из того, что подготовили им конъюнктурные помощники.
Таким образом, поставили в неудобное положение даже президентов России, которые из-за чрезмерной загруженности визитами, приемами, встречами, совещаниями, заседаниями и поездками не имеют возможности читать даже современные газеты, а газеты столетней давности – тем более. Недобросовестные же или просто малообразованные советники дают им для выступлений искаженную информацию или в лучшем случае справки на уровне политзанятий для домохозяек... Тогда как следовало бы предоставлять подлинные и обстоятельные данные, изучив дореволюционные материалы, отражающие не марксистско-ленинские оценки, которые сегодня не пользуются доверием, а тогдашние проправительственные буржуазно-демократические подходы.
Поскольку это не сделано, а вопрос сельскохозяйственного использования земли и производства собственных и неподдельных продуктов приобретает уже жизненно важное значение, постольку давайте не пожалеем времени и добросовестно прочитаем то, что должны были прочесть и знать те, кому это положено по долгу службы. И тогда каждому уважающему себя человеку станет понятно, что современники Александра II не всерьез, а с тяжелой иронией называли его «царем-освободителем». И именно за эту «свободу» (в кавычках) тайно приговорили его к казни и... 1 марта 1881 г. смертный приговор исполнили!
Отмена крепостного права
Отмена Александром II крепостного права в 1861 г. вылилась в освобождение крестьян лишь на бумаге. В итоге к ХХ веку крестьянство было доведено до такого голода, до такого безвыходного положения, что ему ничего не оставалось, как начать революционные действия 1905–1907гг. Правда, сперва народ попытался докричаться до царя, придя 9 января 1905г. со своими бедами, со своими пухнущими от голода детьми на Дворцовую площадь Санкт-Петербурга. Однако, как известно, закончилось это «кровавым воскресеньем», потому что голодных просителей царь решил накормить пулями... В ответ поднялась вся изголодавшаяся Россия, и... началась Первая русская революция!
И тогда напуганный император, названный Николаем Кровавым, кинулся к своей свите: «Что делать? Как успокоить народ?» Свита подумала и пришла к выводу: на этот раз без настоящей земельной реформы не обойтись – следует не на бумаге (как 19 февраля 1861 г. Александр II), а на деле освободить крестьян. То есть – дать им собственную землю… Потому что без собственной земли нет настоящей свободы!!! Причем дать такое количество, которое способно прокормить крестьян. А для этого нужно раздать помещичьи, государственные и прочие земли… Вот с этой целью и был призван царской свитой саратовский губернатор Петр Аркадьевич Столыпин, который прославился в своей губернии умением умиротворять крестьян кнутом и пряником, и который вместе с тем под конец жизни вынужден был 19 января 1911 г. с трибуны III Государственной Думы сказать «о простом бедном рабочем люде, который живет или скорее гибнет в самых невозможных условиях» и поэтому обречен на революцию!
Тень Великой Октябрьской...
Именно со столыпинской земельной реформой власть имущие связывали надежду на спасение от надвигавшейся Второй русской революции, которая, оказавшись в феврале 1917 г. буржуазно-демократической, тем не менее тоже не смогла справиться с крестьянским вопросом и поэтому вылилась в Октябрьскую...
Эти факты и выводы обнаружит каждый, кто станет читать проправительственные (царские и буржуазные) газеты и журналы бурной и кровавой «столыпинской пятилетки» (1906–11 гг.).
Надеюсь, помощники разных ответственных деятелей поверят в цитируемые здесь источники. Они же не такие подозрительные типы, как Сталин, который предпочитал все (!) видеть собственными глазами и стремился сам (!) читать все центральные газеты, журналы и нашумевшие книги. Очень подозрительная была личность – никому не доверял: пока сам все не прочитает – не успокоится...
А если кто-то не поверит – пусть проверит! Сделать это легко. Надо только обратиться к данным, исходящим от высокопоставленных лиц из законодательной и исполнительной власти того времени. И чтобы это были не абы какие воспоминания, появившиеся спустя много лет после происходивших событий, а документы и высказывания, как говорится, по свежим следам.
Все надежды на Столыпина
Крестьянское движение 1905 г. настолько напугало царя и помещиков (как главных земельных собственников), что председатель Совета министров Российской империи (с 1903 по 1906 г.) С.Ю. Витте (1849–1915) поставил вопрос о необходимости срочно подготовить «Проект закона о мерах к расширению и улучшению крестьянского землевладения». Н.Н. Кутлер, которому как главноуправляющему землеустройством было это поручено, в разъяснениях к проекту писал: "Слишком упорное отстаивание принципа неприкосновенности частной собственности и свободы распоряжения ею может привести при современных условиях к тому, что владельцы лишатся всего, и притом на самых разорительных для себя и для всей страны условиях". Чтобы этого не произошло, проект предлагал помещикам согласиться «на принудительное отчуждение частновладельческих земель за справедливое вознаграждение, так как лишь таким образом возможно при современных обстоятельствах сохранить неприкосновенной значительную часть владений...»
Беспощадные в разрушениях и пожарах волнения крестьян держали тогда помещиков в таком напряжении, что один из главных выразителей помещичьих интересов комендант Царского двора Д.Ф. Трепов высказался еще более решительно: «Я сам помещик, – сказал он, – и буду весьма рад отдать даром половину моей земли, будучи убежден, что только при этом условии я сохраню за собою вторую половину». Эту политику поддержала и только что созданная (1905г.) партия конституционных демократов (или сокращенно кадетов), которая официально называлась «партией народной свободы».
Итак... наберемся духу, откажемся от «левой прессы» и окунемся в море проправительственных, правых и националистических газет, журналов и архивов царской поры. А чтобы не утонуть в этом море, выберем среди них наиболее тогда влиятельные, а именно: «Московские ведомости», «Голос Москвы», «Новое время», «Окраины России», «Исторический вестник», «Русская мысль», «Русское знамя», «Россия», «Речь», «Слово», «Утро России», «Славянские известия», «Торгово-промышленная газета», «Гражданин», «Земщина», «Волга», «Свет», «Промышленность и торговля» и другие СМИ, в том числе и немецкие, а также стенографические отчеты Госдумы и Госсовета, плюс «Особые журналы» императорского Совета министров...
Возвращение контроля
Погасив к началу 1906 г. главные революционные очаги, власти стали возвращать контроль над страной в свои руки. Испуг у царя прошел. И, в конце концов, проект был похоронен следующими словами Николая II: «Частная собственность должна оставаться неприкосновенной». Так царь выразил волю состоявшегося съезда губернских и уездных предводителей дворянства, которые считали, что «принудительное отчуждение частновладельческих земель не успокоит население, а лишь разожжет страсти». Витте ушел в отставку. Председателем правительства в апреле 1906 г. царь назначил И.Л. Горемыкина (1839–1917).
На выборах в I Государственную Думу (27.4–8.7.1906) около половины мест получили «левые». Представляя интересы крестьян, они пошли еще дальше и выдвинули свой (!) законопроект, направленный на конфискацию земельных владений помещиков и национализацию всей земли! Обстановка вновь стала накаляться. И тогда выбор пал на 44-летнего саратовского губернатора Петра Столыпина, которого 26 апреля 1906 г. Николай II назначил министром внутренних дел, что в тех обстоятельствах означало вторую главную роль после председателя правительства.
Председатель и министр
1906 год. Санкт-Петербург. Новый министр МВД знает три иностранных языка и вообще слывет образованным человеком. Правда, есть у него один, но, как потом окажется, очень существенный недостаток – склонность к «фразе и позе», за что его журил еще его покровитель В.К. Плеве. Действительно, Петр Аркадьевич отличался способностью производить впечатление словами, которые редко выливались в такие же впечатляющие дела. Ну как можно было оставаться равнодушным, когда он говорил, например, следующее: «Мне представляется, что, когда путник направляет свой путь по звездам, он не должен отвлекаться встречными попутными огнями»?!
Через два с половиной месяца, 8 июля 1906 г., царь и царица, души не чаявшие в Столыпине, ставят его во главе правительства, сохраняя за ним и пост министра внутренних дел. Московские и петербургские дамы, не говоря уже о провинциальных «леди», буквально млеют от нового кумира. Мало кому в России удавалось сосредоточить в одних руках такую почти неограниченную власть! От него ждут, что он раз и навсегда покончит с революциями на Руси. И Столыпин (поначалу!) быстро оправдывает надежды российских «верхов», приучая «низы» жить по-новому. А кто не соглашается – на того насылаются военно-полевые суды с применением смертной казни, которые становятся настолько привычным явлением, что веревку для виселиц в народе начинают называть «столыпинским галстуком», который завязывают каждый день...
Однако одними виселицами Русь не успокоишь. И тогда, чтобы отвлечь крестьян от революции, Столыпин, выросший на западных сельскохозяйственных традициях, решает всю Россию переделать на фермерский лад... Но (!) кому много дано – с того много и спросится. Столыпин понимает это и берется за внедрение перемен.
Голодная Россия – Россия бунтов и революций
Для начала следует обеспечить разгон I Государственной Думы, чтобы не лезла куда не следует. И Петр Аркадьевич, как бы предвкушая получение поста председателя Совета министров, произносит породившую много разговоров «речь о кремневом ружье». Стенографический отчет за 8 июня 1906 г. зафиксировал ее во всем ее блеске и... лицемерии. Отвечая на запрос о незаконных действиях полиции, Петр Аркадьевич нашел удивительный выход: дескать, от него требуют борьбы с беспорядками и одновременно соблюдения законности, тогда как успеху дела мешает несовершенство законов. Оказавшись перед выбором: навести порядок или соблюдать несовершенные законы, – он якобы выбирает порядок. Пока нет новых законов, пояснил Столыпин, надо хоть как-то применять те, что есть! «Нельзя сказать часовому: у тебя старое кремневое ружье; употребляя его, ты можешь ранить себя и посторонних; брось ружье! На это честный часовой ответит: «Покуда я на посту, покуда мне не дали нового ружья, я буду стараться умело действовать старым».
Через месяц (8 июля 1906 г.) в духе этого заявления, имея в виду несовершенство законов, Думу незаконно разгонят, а Столыпина сделают новым председателем царского правительства.
Кнут и пряник
Главным источником, порождающим революционные настроения в России, был доведенный до крайней точки терпения земельный вопрос. Крестьянство настолько долго кормили обещаниями дать землю (особенно начиная с Александра II с его издевательской реформой, якобы освобождающей от оков крепостничества), что крестьянство уже не воспринимало никаких обещаний. Оно требовало просто и срочно раздать помещичьи поля: ведь «земля Божья», и поэтому принадлежит всем (!), а не только царю, помещикам и церквям.
Придя к общероссийской власти, Столыпин пытается решить этот самый больной русский вопрос так же, как и в Саратовской губернии, – с помощью кнута и пряника. Удобным поводом оказывается предпринятое на него покушение (12 августа 1906г.) с многочисленными жертвами. Уже 24 августа чудом избежавший смерти Столыпин обнародует свою чрезвычайную программу.
Петр Столыпин (1862–1911)
Родился в Дрездене. Будучи потомком древнего дворянского рода (упоминание о котором можно найти в документах XVI века), состоял в родстве с поэтом М.Ю. Лермонтовым и владел имением в Колноберже (Ковенская губерния – ныне Каунас). Окончив физико-математический факультет Петербургского университета, работал в Министерстве внутренних дел. Два года спустя перешел в ведомство, ведающее земледелием и государственным имуществом. Был ковенским уездным предводителем дворянства. Еще через время – губернским предводителем той же губернии. В 1902 г. министр внутренних дел (с 1902 по 1904 г.) В.К. Плеве (1846–1904) доверил ему исполнять должность гродненского губернатора. После чего в 1903 г. Столыпин становится полноправным хозяином Саратовской губернии, где были немецкие поселения и были сильны немецкие традиции… Все это предопределило приверженность Столыпина к фермерской форме ведения сельского хозяйства, которая уже в те годы давала в развитых частях Европы, да и в российском Западном крае, результаты более высокие, чем при обычном земледелии.
...«Пряником» становится знаменитый столыпинский Указ от 9 ноября 1906г. о праве крестьян на свободный выход из общины с оформлением каждому вышедшему его части земли в частную собственность. (Впрочем, еще до Столыпина 3 ноября 1905г. обещалось с 1906г. снизить цену выкупа за землю наполовину, а через год и вообще отменить выкуп. То есть – обещалась бесплатная раздача земли. Но... это только обещалось. Хотя и такого обещания тогда оказалось достаточно, чтобы заметно охладить революционный пыл.) А для тех, кому это показалось неубедительным, еще 19 августа 1906г. был заготовлен устрашающий «кнут» в виде столыпинского Указа о «скорорешительных» военно-полевых судах, которым вменялось в обязанность совершать судопроизводство над бунтовщиками не более чем за 48 часов, а вынесенный приговор приводить в исполнение не позже чем через 24 часа. Здесь нельзя не заметить, что подобные «скорорешительные» суды Сталина подвергаются в наши дни безоговорочному осуждению, тогда как о самом изобретателе такого «скоростного правосудия» Столыпине его современные сторонники во главе с Никитой Сергеевичем Михалковым не говорят ни слова, словно ничего об этом не знают!!! А может быть, и правда не знают??? (Впрочем, правильнее было бы назвать Столыпина продолжателем дела Александра II! (См. исследование «Кто был самым железным наркомом».)
Рьяные опричники
Вдохновленные «смертельным указом» столыпинские опричники так рьяно взялись за дело, что скоро вся Россия оказалась уставленной столыпинскими виселицами. И народ с трагической иронией сделал вывод, дескать, новый министр МВД решил каждого голодающего и бесправного мужика (в случае неповиновения) приучить к «столыпинскому галстуку». Госдума потребовала отменить это беззаконие. Однако под восторженное подбадривание помещиков и власть имущих Столыпин обескуражил противников следующими словами: «Умейте отличать кровь на руках врача от крови на руках палача!» В ответ начали зреть заговоры, десятый из которых закончился убийством Столыпина...
II Государственная Дума (20.2–2.6.1907) заработала 20 февраля 1907 года. Уже 6 марта в ней со своим планом реформ выступил Столыпин. На первом месте, естественно, был главный, столыпинский, Указ от 9 ноября 1906г. по земельному вопросу. Среди других предлагаемых к рассмотрению вопросов уже с тех пор выделялись законопроекты: о свободе перехода из одной веры в другую, о неприкосновенности личности, о введении земства (т.е. местного самоуправления), о профсоюзах и госстрахе для рабочих, о реформе образования и о возрождении боевой мощи армии и флота. Провозглашая себя опорой самодержавия, Столыпин между тем заявил, что делиться властью с новым государственным образованием в виде народного представительства Госдумы не намерен (!), а если кто-то рассчитывает, что правительство пойдет на уступки революционному давлению и поднимет «руки вверх», то на эти два слова правительство с полным спокойствием и со знанием своей правоты может ответить только двумя словами: «не запугаете!».
В доказательство этих слов Столыпин вскоре устроил такой беспредел репрессий, что вся Россия застонала от его беззаконий. На что Петр Аркадьевич, как всегда высокопарно и красиво, ответил: «Государство обязано, когда оно находится в опасности, принимать самые строгие, самые исключительные законы для того, чтобы оградить себя от распада... Когда дом горит, господа, вы вламываетесь в чужие квартиры, ломаете двери, ломаете окна». Вот и правительство в целях самозащиты вправе «приостанавливать все нормы права». Когда наступает «состояние необходимой обороны», оправданы любые средства и даже подчинение государства «одной воле, произволу одного человека».
Эти столыпинские уроки лучше учителя усвоили наши главные демократы во главе с Ельциным и убедительнейшим образом повторили их всем россиянам, расстреляв из танков на глазах всего мира свой непослушный парламент. А мэр Москвы Лужков в 1993 г. перед разгоном Верховного Совета чуть ли не буквально повторил эту отповедь Столыпина депутатам.
...Но и после этого вопрос о земле в России продолжал оставаться главным, ибо от него зависело: быть революции или не быть?! Это осознавал и сам Столыпин, 10 мая 1907 г. вновь выступивший с речью, которую назвали его «коронной речью», поскольку она не просто категорически отвергала предложенное кадетами «принудительное отчуждение земли», но и открыто подтверждала, что власть на стороне помещиков, а не крестьян, требующих национализации всех земель; потому что это крестьянское требование «ведет к социальной революции».
Все повторяется!
«Коронная речь» Столыпина на заседании II Думы стала прелюдией государственного переворота 3 июня 1907г., когда было объявлено о роспуске этой Думы и одновременно о новом Избирательном законе.
Произошедшее 3 июня 1907г. считалось переворотом хотя бы потому, что ни один новый закон не мог быть принят без согласия Государственной Думы.
Новый Избирательный закон резко изменил выборные возможности простого народа, которых ему удалось добиться в ходе Первой русской революции. В итоге III (1.11.1907 – 9.6.1912) и IV (15.11.1912 – 6.10.1917) Думы превратились из крестьянских и «левых» в господские и «правые». То есть прежде всего в помещичьи, а помещики, понятное дело, своими землями ни с кем делиться не собирались. Поэтому пламя революции 1905–1907 гг., почти потушенное обещаниями решительных перемен, опять засверкало искрами. Новый, еще более мощный и уже непобедимый, революционный пожар случился в феврале 1917 г. и уже в октябре лишил бывших господ всего! Жадность сгубила российских помещиков.
Для власть имущих главным было не спасение народа от голода, а собственное благополучие. Это и сообщил Столыпин депутатам III Думы 16 ноября 1907 г., указав, что основной задачей намеченной им земельной реформы являются не изменения в интересах большинства крестьян, а продолжение борьбы иными средствами с революционными настроениями масс.
Случившееся 9 января 1905г. Кровавое воскресенье убило пулями группу крестьян.
А Указ 9 ноября 1906г. потенциально одним махом убивал все крестьянство как класс, превращая его в обездоленных батраков, т.е. в сельский пролетариат. Царский Манифест 1861 г. стал первым обманом, а Указ 1906г. – вторым обманом крестьян. Это уже не могло не закончиться новой революцией. Третьего обмана крестьяне допустить не могли!
Как же все повторяется! То, что мы наблюдаем теперь при Путине и его «партии власти», уже было в дни Столыпина. Так, например, перед новыми выборами в Госдуму «черносотенец» Меньшиков призывал: «К представительству должны приглашаться только люди государственного единодушия: одной государственной партии, а не всех бесчисленных, какие могут сложиться». Продолжая критиковать столыпинское правительство, Меньшиков отмечал, что «страшным свойством теперешней государственности» является то, что «она не достигает своих целей. При всей колоссальности средств, десятой части которых не знала древность, при миллиардных бюджетах и миллиардных долгах, истраченных бесследно, государственность наша ставит древние задачи, но уже не умеет решить их».
Баловни Фортуны
Очень напоминают сегодняшний день и другие откровения Меньшикова. Он рисует картину восхождения Столыпина, подчеркивая, что Столыпину долго сопутствовало удачное стечение обстоятельств. Он из простых саратовских губернаторов, не проявив себя ни одним достойным истории делом, попал вдруг сразу в министры внутренних дел, а через 2,5 месяца – в председатели Совета министров (ну точно, как Путин!). Удача (поначалу!) сопутствовала Столыпину чуть ли не на каждом шагу. Даже гроза первой революции прошла буквально рядом с его головой. При покушении на дом Столыпина 12 августа 1906 г. погибло и было ранено много людей, но сам хозяин дома не пострадал. Однако... Как Столыпину везло «ни с чего», так и в один день «ни с чего» отвернулась от него его удача.
Возвращаясь в наши дни, понимаешь, какая удача выпала на долю нынешних деятелей в виде долларового дождя, благодаря невиданному росту цен на газ и нефть, которыми природа сверхщедро одарила Россию. Ни о чем подобном их предшественники – Горбачев и Ельцин – не могли даже мечтать. Напротив, в их времена цены на энергоносители «преднамеренно упали» до ненормального уровня. И отличавшийся своей несостоятельностью Горбачев, как и не хватавший звезд с неба Ельцин в полной мере получили свою долю потрясений за бездарное нахождение у руля сверхдержавы, доведя ее до катастрофы...
Читающий газеты и книги киноактер и режиссер Никита Михалков (кстати, взывающий ко всем молиться, чтобы Бог дал нам нового Столыпина) может не знать того приговора, который содержится в сугубо православной газете «Новое время» за 8 марта 1911 года. Между тем там черным по белому написано, что Столыпин «не в состоянии стать хозяином положения... В составе правительства невольно ищешь появления действительно большого человека, того главного артиста власти, на котором обыкновенно держится вся труппа. П.А. Столыпин при всех достоинствах – не премьер в этом сценическом смысле».
Не менее основательно прикладывала Столыпина и кадетская газета «Речь» за 7 марта 1911г.: «От возможного крушения наш премьер ускользал до сих пор, передвигаясь вправо и подхватывая тот лозунг, которым пробовали воспользоваться против него». Однако «эта игра, как ни была она искусна, не могла продолжаться бесконечно... Вправо поворачивать дальше некуда...» (Такое впечатление, что эта картина списана с натуры Горбачева!) А 9 марта та же «Речь» перепечатала выводы немецкой газеты Volkische Zeitung: «Столыпин подавил революцию… Он сделал все для подавления минувшей революции, но очень мало для предотвращения революции будущей». И как после всего этого язык поворачивается у «разных Сванидзе» говорить, что в революции виноват Ленин?! Впрочем, Наум Коржавин, написавший «Какая сука разбудила Ленина?», прав в том, что революция в Октябре 1917 г. без Ленина могла и не победить. Что ж, не победила бы эта – победила бы другая!
Столыпин в глазах «своих» и «чужих»
Сейчас, когда о Столыпине распространено столько душещипательных сказок как о «великом рыцаре России» начала XX века, трудно даже поверить, что в действительности он был крайним националистом, прославившимся, например, притеснением евреев. Он довел и без того нищую страну до такого голода, что смертность превысила рождаемость.
Столыпин умел говорить захватывающе и красиво. Чаще всего вспоминают, как 10 мая 1907 г. он произнес в адрес революционно настроенных сил исторические слова: «Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия». Однако, к сожалению, Столыпин не осознавал, что из болота многовековой и жуткой отсталости, в котором оказалась Россия, невозможно было вырваться без великих потрясений. И ни одной сверхдержаве в мире стать великой без великих потрясений не удавалось!
Указ о земле от 9 ноября 1906г. был главным делом жизни Столыпина. В «Особом секретном журнале» Совета министров Российской империи 13 июня 1907г. написано: «Крепкое, проникнутое идеей собственности, богатое крестьянство служит везде лучшим оплотом порядка и спокойствия; и если бы правительству удалось проведением в жизнь своих землеустроительных мероприятий достигнуть этой цели, то мечтам о государственном и социалистическом перевороте в России раз и навсегда был бы положен конец... Но столь же несчастливы были бы по огромной важности своей последствия неудачи этой попытки правительства осуществить на сотнях тысяч десятин принятые им начала землеустройства. Такая неудача на многие годы дискредитировала бы, а может быть, и окончательно похоронила бы все землеустроительные начинания правительства, являющиеся ныне, можно сказать, центром и как бы осью всей нашей внутренней политики. Неуспех вызвал бы всеобщее ликование в лагере социалистов и революционеров и страшно поднял бы престиж их в глазах крестьян».
И наоборот, успех – как убеждены многие исследователи и политики (в том числе и Ленин) – означал бы победу затяжного «прусского пути» развития капитализма в сельском хозяйстве и привел бы к коренному изменению соотношения классовых сил в стране. И прежде всего к изменению настроений и взглядов крестьянства. Это подтверждает даже один из лидеров «правых», отъявленный националист и, кстати, богатейший помещик Подольской губернии П.Н. Балашов, который в июне 1906г. обратился к царю с такими словами: «Дайте, государь, крестьянам их земли в полную собственность, наделите их новой землей из государственных имуществ и из частных владений на основании полюбовной частной сделки, усильте переселение, удешевите кредит, а главное – повелите приступить немедленно к разверстанию земли между новыми полными ее собственниками, и тогда дело настолько займет крестьян и удовлетворит главную их потребность и желание, что они сами откажутся от общения с революционной партией». Пожалуй, эти слова должны спустить с небес на землю тех, кто до сих пор живет иллюзиями, что революцию якобы благополучной, процветающей Руси навязали «проклятые большевики со своим Лениным и его верным учеником Сталиным».
«Октябрист» С.И. Шидловский передает настроения народа еще короче и определеннее: «Среди крестьян популярна мысль об экспроприации частновладельческих земель без выкупа».
Газеты всегда правы
Трезвые умы осознавали, к чему ведет политика Столыпина. Об этом свидетельствует газета кадетов «Речь» за 6 декабря 1910г.: «Пять лет спустя после Манифеста 17 октября 1905 г. мы очутились перед картиной, близко напоминавшей дооктябрьские времена». К этому же заключению приходил и председатель Постоянного совета объединенных дворянских обществ А.А. Бобринский, который в первые дни декабря 1910 г. написал: «Дворянство вновь готовится бороться с «иллюминациями» (сожжение восставшими крестьянами имений своих помещиков). По-видимому, зачинается заря второй революции». Еще раньше (осенью 1907 г.) бывший народоволец Лев Тихомиров, ставший деятелем правого толка, предупреждал: «Если государственная власть не исполняет того, что вызывается потребностями жизни, она за это наказывается революционным движением». И как в воду глядел – уже через три с небольшим года публицистическая «звезда» помещичьей партии «октябристов» А.В. Бобрищев-Пушкин (по прозвищу Громобой) в газете «Голос Москвы» за 5 января 1911 г. в статье «Последние иллюзии» вынужден был согласиться, что «неизбежным последствием» бездействия власти «будут новые брожения – глухие подземные удары уже доносятся и скоро всколеблют почву».
В ответ на растущее народное недовольство Столыпин предпринимает новые беззакония. Даже «октябрист» Шидловский в феврале 1911 г. заявляет, что Столыпин превратил правительство в «министерство полиции», в котором вместо Закона царит «усмотрение». Журналист «черносотенной» газеты «Новое время» Меньшиков, указывая на «слишком очевидную неуспешность нашей государственной работы» и на то, что телега Российской империи начинает разваливаться, открыто ставит вопрос: «Может быть, это отчасти вина неопытного возницы в лице молодого нашего премьер-министра?»
Идеолог разрушения общины
...О важности Указа 9 ноября 1906 г. для «верхов» свидетельствуют откровения графа В.А. Бобринского в III Думе: «Указ этот был срочно нужен, крестьянство заметалось, оно потеряло голову, и его охватили волнения, отчаяние и растерянность, народ пошел за врагами Отечества, и было одно время опасение, что Россия гибнет. Необходимо было найти выход, и найти его спешно и немедленно…» И правительство Столыпина нашло его, «а потому мы заявляем, что не было закона более важного, более спешного, чем Указ 9 ноября».
Одним из главных положений этого Указа, напомню, было право свободного выхода крестьянина из общины с бесплатной (с 1907 г.) передачей ему в собственность того земельного надела, который был закреплен за ним в общине. Столыпин стремился к этому, желая скорейшего разрушения общины, потому что, как говорил тот же оратор и единомышленник Столыпина граф Бобринский: община «служит необходимым элементом для обострения классовой борьбы».
Справедливо называя Столыпина идеологом разрушения общины, неправильно, однако, говорить, что Столыпин был оголтелым ее разрушителем. Напротив, Столыпин хотя и призывал действовать быстро и решительно, но призывал опираться не на насильственный, а на добровольный выход крестьян из общины. Сейчас трудно сказать: было ли так на деле, но на словах Столыпин точно придерживался вот каких взглядов: «Единственным противовесом общинному началу является единоличная собственность. Она же служит залогом порядка, так как мелкий собственник представляет из себя ту ячейку, на которой покоится устойчивый порядок в государстве. ...Если бы дать возможность трудолюбивому землеробу получить сначала временно, в виде искуса, а затем закрепить за ним отдельный земельный участок, вырезанный из государственных земель или из земельного фонда Крестьянского банка (Запомните эти слова!), то наряду с общиною, где она жизненна, появился бы самостоятельный, зажиточный поселянин, устойчивый представитель земли. Такой тип уже родился в западных губерниях...»
Со временем Столыпин высказался на этот счет еще более определенно: «Необходимо дать возможность способному трудолюбивому крестьянину, то есть соли земли русской, освободиться от тех тисков, от тех теперешних условий жизни, в которых он в настоящее время находится. Надо дать ему возможность закрепить за собой плоды трудов своих и предоставить их в неотъемлемую собственность. Пусть собственность эта будет общая там, где община еще не отжила, пусть она будет подворная там, где община уже нежизненна...» Столыпин считал, что община обязательно должна отмереть повсеместно. Вместе с тем Столыпин готов был пойти (на какое-то время!) на общинную форму земледелия и землевладения, пойти на нее до тех пор, пока не отживут настроения жить общиной или, как теперь говорят, «колхозом».
Значит, нельзя говорить, что Столыпин был слепой и совсем не понимал роль общины. Нет, он уважал право крестьян на своеобразные «столыпинские колхозы». Однако в то же время верил, что они непременно должны изжить себя. Так было на словах. На деле же, в конечном счете, Столыпин изменил этим словам, потому что однозначно и губительно уверовал в необходимость и неизбежность перехода от общины к хуторскому и фермерскому ведению сельского хозяйства повсюду. То есть даже там, где обычаи общинного земледелия (например, среди крестьян центральных губерний) были также естественны, как, скажем, среди прибалтийских крестьян – хуторские формы хозяйства. Между тем крестьян, стоявших за общину, оказалось большинство!
Это одна из тех главных ошибок, которые в итоге похоронили Столыпина: сперва как политика, а потом и физически – убитого пулей от имени недовольных его политикой... Впрочем, со временем и сам Столыпин разочаровался в своих реформах.
Монаршая любовь
Даже жена Николая II императрица Александра Федоровна, поначалу обожавшая слушать красивые речи Петра Аркадьевича Столыпина, совсем разочаровалась в нем, когда тот от слов так и не сумел перейти к делу. Вот что уже через месяц после убийства Столыпина говорила она Коковцову, назначенному вместо убитого: «Мне кажется, что вы очень чтите его память и придаете слишком много значения его деятельности и личности... Не надо так жалеть тех, кого не стало... Каждый исполняет свою роль и свое назначение, и если кого нет среди нас, то это потому, что он уже окончил свою роль и должен был стушеваться, так как ему нечего было больше исполнять. Вы не должны стараться слепо продолжать то, что делал ваш предшественник... Я уверена, что Столыпин умер, чтобы уступить вам место, и что это для блага России». Вот такой приговор вынесла последняя российская царица, которую после расстрела большевиками ее семьи наши современники записали в число «святых»...
Впрочем, то, что он политический банкрот и даже политический самоубийца, вполне понимал и сам Столыпин. Незадолго до порешившей его пули он признался Коковцову: «Я отлично знаю, что до меня добираются со всех сторон, я здесь ненадолго». Это подтверждает в своих наблюдениях и бывший столыпинский союзник Шидловский: «Он продолжал оставаться главой правительства, исполнять свои обязанности, но политически он являлся конченым человеком, долженствующим в ближайшем будущем сойти со сцены».
К подготовке унизительной отставки Столыпина приложил руку и главный душеприказчик царя и особенно царицы Григорий Ефимович Новых, известный как Распутин, который, судя по всему, видел в Столыпине если не соперника, то уж точно часто говорящую, мало делающую и много путающуюся под ногами личность. Распутин познакомился с царем в 1905-м и уже к 1911-му набрал такой вес, что имел право заявлять, дескать, скоро Столыпина отправят наместником на Кавказ, а то и в послы, чтобы не надоедал царю своими несбыточными, но убыточными инициативами. Разумеется, эти распутинские заявления не могли не доходить до Столыпина.
Колхоз – дело добровольное
Что Столыпин да и теперешние его последователи ошиблись, свидетельствуют сегодняшние земледельцы, которым дана свобода выбора: завести фермерское хозяйство или продолжить колхозные традиции. Кое-кто сейчас впадает в шок, говоря: «Россия, ты сошла с ума?!» Тем не менее при свободе выбора подавляющее число наших земледельцев выбирают сегодня «ненавистную коллективизацию». Выбирают к удивлению и раздражению кабинетных теоретиков, считающих, что фермерство – единственная эффективная форма сельского хозяйства.
Если бы Столыпин не только на словах, но и на деле пошел на то, что с опозданием в 10 лет пыталась сделать Февральская революция 1917 г., то, скорее всего, и октябрьского переворота не было. Столыпин и сам понимал это, выступая в Государственной Думе 5 декабря 1908 г.: «Насколько нужен для переустройства нашего царства, переустройства его на крепких монархических устоях, – крепкий личный собственник, насколько он является преградой для развития революционного движения, – видно из трудов последнего съезда социалистов-революционеров, бывшего в Лондоне в сентябре настоящего года. Вот то, между прочим, что он постановил: "Правительство, подавив попытку открытого восстания и захвата земель в деревне, поставило себе целью распылить крестьянство усиленным насаждением личной частной собственности или хуторским хозяйством. Всякий успех правительства в этом направлении наносит ущерб делу революции"».
Да, Столыпин понимал, что надо делать, но всячески оттягивал и урезал размах дела, потому что еще в большей мере, чем понимал, не хотел расставаться с любимым помещичьим прошлым в пользу нелюбимого буржуазно-демократического будущего. Поэтому ждать от него, русского до мозга костей помещика, разрушения помещичьего землевладения было просто невозможно! Не случайно главный помещик России царь Николай II сделал Столыпина своим главным защитником от буржуазно-демократической бури Первой русской революции. И Столыпин повел дело к разрушению общины, стараясь при этом сохранить незыблемость помещичьей собственности, словно одно не мешает другому...
В итоге, вместо того чтобы избавить страну от очагов революционных настроений, Столыпин своим оттягиванием решительных перемен в земельном вопросе разжег пожар по всей России. Об этом свидетельствуют две подряд революции 1917г. и Гражданская война 1918-22гг., в которой, несмотря на прямую помощь самых сильных и до зубов вооруженных государств мира, победу одержал раздетый, голодный и почти необеспеченный в военном отношении народ.
Известно крылатое выражение Столыпина, прозвучавшее в сентябре 1909 г., когда даже у него самого наметилось отчаяние от заходивших в тупик реформ: «Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». Странно было слышать от человека, который уже сам в себя не верил, что если 20 лет ему никто не будет мешать, то он обеспечит России процветание. Такое может хотеть только наивный ребенок, который не желает знать, что нельзя жить в обществе и быть свободным от общества. Точнее, нельзя сделать так, чтобы все общество треть своей жизни посвятило только тебе, твоим представлениям и указаниям, как надо жить… А если в итоге получится не так, как обещалось, то в оправдание всегда можно сказать: «Вы же сами согласились на этот эксперимент».
Глядя из будущего
То, что Манифест Александра II об отмене «крепостного права» в 1861 г. и через полвека не достиг цели, оставшись высокопарными словами на бумаге, тогда видели все, а известный кадет А.И. Шингарев даже говорил: «Этот кошмарный аграрный вопрос в России обладает странным свойством Феникса, вновь возрождающегося из казалось бы потухшего пепла».
Столыпин был последней надеждой. Чтобы не разразилась новая революция, пояснял он: «Необходимо дать крестьянину свободу трудиться, богатеть, распоряжаться своей собственностью». А для этого «надо избавить его от кабалы, отживающего общинного строя». Столыпин считал все (!) бедное русское крестьянство «убогим и пьяным», а богатое – «крепким и сильным». И делал категорический вывод, что общинное земледелие отживает свой век повсеместно. Столыпин категорически отказывался понимать, что хорошо немцу, то русскому просто смерть!
И делал ставку в деревне на богатых крестьян, т.е. – на кулаков, особо не задумываясь о происхождении их богатства, которое являлось не результатом лучшей работы, как на Западе, а большей частью итогом обмана своих соседей по общине.
Нельзя сказать, что столыпинские иллюзии вызвали общее умопомрачение среди богатых и власть имущих. Трезвые умы из среды образованных господ, разоблачая несостоятельность Столыпина, сразу вспомнили знаменитого профессора К.Д. Кавелина, который, будучи, как и Столыпин, «западным человеком», тем не менее еще в 80-х годах ХIХ века предупреждал: «Господа, берегите общину, вы помните – это вековой институт». За внимательное обращение с общиной выступал и кадет Шингарев. Он видел в ней не тупиковый путь развития, а многообещавшее начало той «здоровой эволюции», какая заложена с самого зарождения общины в самой ее сути.
Все эти трезвые господа в отличие от самоопьяненного Столыпина понимали, что отказ от общины в России в конечном счете приведет к полному обезземеливанию крестьян и… тем самым ускорит движение к новой революции. Особенно ясно на этот счет выразился другой известный кадет А.Е. Березовский: «Получатся миллионы обезземеленных людей, которых мы сами бросаем в революцию».
Как известно, классы никогда не ошибаются в том смысле, что всегда безошибочно определяют, в чем состоит их главный классовый интерес. Иначе говоря, способствует или мешает то или иное действие власти решению вопросов, связанных с основными нуждами и целями их жизни.
Это наблюдение историков помогает понять, почему крестьяне сами (точнее, под давлением обстоятельств крайней нищеты и невыносимого голода), а не подстрекаемые большевиками, пошли на революцию. Большевики же только воспользовались этими естественными революционными настроениями. Факт самоопределения настроений большинства крестьян подтверждают высказывания их «правых» представителей в III Думе, не говоря уже о «левых». Например, крестьянин Никитюк сказал: «Пусть нам отдадут землю, ту землю, которой мы пользовались еще в 40-х годах. Нас обманули в 1861 г. при наделении землею…» (В этих словах вся правда про истинный смысл Манифеста Александра II об отмене крепостного права.)
Другой крестьянин Данилюк о положении в деревне говорил так: «Загляните в любую деревню, какая там царит голодная и холодная нищета. Крестьяне живут чуть ли не совместно со скотом, в одном жилом помещении. Какие у них наделы? Живут они на 1 десятине (1 десятина равна 1,1 га. – НАД.), на 1/2 десятине, на 1/3 десятине, и с такого малого клочка приходится воспитывать 5, 6 и даже 7 душ семейства… Нам предлагают переселение в Сибирь. Но, помилуйте, господа, переселяться может тот, кто обладает денежными средствами. Но как же нашему голодному и холодному крестьянину, у которого за душой ни копейки, как же ему переселяться? Чтобы по пути помереть голодной смертью?» (Обращаю внимание! Это говорят не «левые», это говорят «правые» крестьяне!)
Курский крестьянин Сушков насчет столыпинского Указа от 9 ноября 1906 г. высказался не менее нервно и резко: «Нельзя голосовать за этот закон, потому что в нем ничего не сказано о тех безземельных и малоземельных, которые в случае принятия Указа 9 ноября останутся совершенно без земли и будут выброшены на произвол судьбы».
Представитель Могилевской губернии Шевцов тоже оказался против: «Указом 9 ноября мы не ублаготворим народ. Он ожидает не разделения наших земель, которые у нас есть, он ожидает каких-либо источников наделения крестьян землею… Дайте нам земли. Я не говорю, на каких условиях, дайте… Без этого, господа, никогда вы не дойдете до мирного и спокойного, так сказать, состояния (рукоплескания слева и голос: «Слушайте, господа «правые»!»)»
Шевцова поддержал киевский крестьянин Сидоренко: «Пока не будут удовлетворены безземельные, до тех пор не будет у нас по России спокойствия».
Крестьянский депутат от Витебской губернии В.Г. Амосенок пояснил, как воспринимает Указ 9 ноября деревня: «Закон 9 ноября полезен крестьянам, имеющим достаточное количество земли». Однако, по словам Амосенка, таких меньшинство – значит, крестьянских волнений не избежать! Эти настроения Амосенок выплеснул как крик души всех крестьян 30 января 1908 г.: «Мы не приехали для того, чтобы наши изрезанные клочки разрывать на мелкие кусочки. Пусть не думает правительство, что от этого страна усмирится и успокоится. Если мне придется 1 десятина земли, все равно я буду кричать, дайте мне земли. Мне есть нечего. Я существовать не могу».
Здесь (для сравнения) напрашивается пример того, как относились к столыпинской сельскохозяйственной реформе «левые» крестьянские депутаты III Думы: «Цель издания этого закона всем известна. Он издан для того, чтобы погасить революционное движение, посеять раздор и вражду среди крестьян, поссорить их между собой и тем отвлечь от стремления отобрать у помещиков землю». Поэтому «левые» крестьяне – за национализацию всей земли!
14 июня 1910 г. Указ от 9 ноября 1906 г. стал Законом, который обеспечивал развитие капитализма в российской деревне через длительный процесс государственного содействия разрушению общины даже там, где она и не думала отмирать. Так начался болезненный и долгий путь движения к сельскому капитализму по худшему «прусскому образцу». А если бы Столыпин наделил землей на равных условиях всех желающих – могло бы начаться быстрое расслоение и разорение сельхозпроизводителей по примеру американских фермеров. И это обеспечило бы тоже болезненное, но зато ускоренное развитие капиталистических отношений в российском сельском хозяйстве. Впрочем, вряд ли Столыпин мог это сделать, так как достаточного количества освоенных земель (для удовлетворения хотя бы самых насущных потребностей каждой крестьянской семьи) для раздачи на равных условиях тогда не было!
«Столыпинская эпопея» разрушила последние надежды крестьян на получение «земли-кормилицы». Впереди их ждали: голод, война и революции, поскольку принадлежавшие им до переселения земли были проданы… Те же, кто всякими правдами и неправдами все-таки получил землю, в конце концов тоже были обмануты столыпинскими обещаниями. Денег для современного ведения сельского хозяйства почти не выделялось, и покупка новой техники, сортовых семян, лучших пород скота и птицы, не говоря уже об электрификации, оставалась несбыточной мечтой вплоть до коллективизации. (Вот почему результаты коллективизации так потрясли специальную американскую разведку, которая увидела в советских колхозах 30-х гг. своего главного аграрного конкурента на мировом рынке. Читайте об этом в книге «Как убивали Сталина»!) В итоге столыпинская деревня оказалась еще более нищей, чем была до Столыпина. Показательно письмо, которое один из крестьян написал в «Новое время» – в крупнейшую газету тех лет, придерживавшуюся сугубо православных взглядов.
Письмо
«Был на войне. Это страшная вещь. Но страшнее войны, когда жена и дети сидят без куска хлеба. Нет земли. В этом все дело! Как мне избавиться от голода? Государство отпустило голодающим 15 миллионов пудов. Это значит, что мне достанется 20 фунтов ржаной муки. Дайте хоть 15 миллиардов, все равно они не насытят. Года на два хватит, а потом – опять голод. Мы говорим барину: «Дайте земли!» А ответ барина (Ну чисто гайдаровский. – НАД.) таков: «Надо уничтожить треть народа – тогда хватит земли на всех». Вы негодуете, мол, крестьяне грабят помещиков. Ну как же быть иначе – голод доводит до этого».
Из этого письма напрашивается вывод: Первая мировая война для царя и помещиков была как избавление, т.е., как нельзя, кстати. А из этого вывода следует еще один, на первый взгляд совершенно неожиданный: оказывается, и для крестьян война была желанной, и ждали они ее тоже – как избавления. Вот крестьянское откровение из той же черносотенной газеты «Новое время». Оно о тех днях, когда «столыпинские галстуки» уже усмирили наиболее отчаянных, однако опасность восстаний не только никуда не делась, но стала еще страшнее, потому что «брожение ушло вглубь». И значит, стал «неизбежен новый взрыв». И вот одного из крестьян, как прорвало, – прямо в лицо помещику он выпалил: «Что же, теперь умнее будем. Зря соваться не станем. Ждем войны. Война беспременно будет, тогда конец вам… Потому что воевать мы не пойдем, воюйте сами. Сложим ружья в «козлы» и шабаш. Которые дымократы, мужички, значит, начнем бить белократов – вас, господ. Всю землю начисто отберем и платить ничего не будем».
Потрясающий факт: все это было напечатано за 7 лет до Первой мировой войны и за 10 лет до Октябрьской революции 1917 г., и не где-нибудь, а в одной из главных царских газет России.
Непоправимое опоздание
Как показали события, даже то, что хоть как-то, но вовремя успел сделать в Германии Бисмарк, непоправимо опоздал сделать Столыпин. Теперь России оставалось одно: неотвратимая буржуазно-демократическая революция, которая неожиданно тоже вместо дел с зимы по осень 1917 г. сама топила себя в словах, и поэтому уже в октябре не могла не вылиться в революцию социалистическую...
Главным показателем провала столыпинских земельных преобразований стало массовое возвращение крестьян из мест переселения. Крестьяне, не получившие достаточного количества земли в родных краях, рассчитывали получить ее в Сибири, Средней Азии и на Северном Кавказе. Но, увы, кончилось это для большинства переселенцев: хождением по чиновникам, столкновением с волокитой и взяточничеством и в итоге окончательным разорением и неслыханными мучениями. А для многих – еще и тяжелыми болезнями и даже смертью… Особенно в так называемых «столыпинских вагонах», которые перевозили людей, как скот, и поэтому обрели не менее дурную славу, чем «столыпинские галстуки».
Почему Столыпин выдохся?
На этот неожиданный для многих вопрос убедительно отвечают воспоминания одного из ближайших сторонников Столыпина С.Е. Крыжановского, который в Министерстве внутренних дел был его замом. Чтобы иметь необходимые доказательства, приведу соответствующие наблюдения. Во-первых, сослуживец отмечает, что Столыпину повезло с политической рекламой, и он предстал в глазах общества как «новый героический образ вождя». Возникновению этого образа способствовали: «высокий рост, несомненное и всем очевидное мужество, умение держаться на людях, красно говорить, пустить крылатое слово; все это в связи с ореолом победителя революции довершало впечатление и влекло к нему сердца». Однако главным во всем этом было, пожалуй, редкое везение почти во всем. Это «был баловень судьбы… Все это досталось ему само собою и притом во время и в условиях, наиболее для него благоприятных». И власти достиг он «без труда и борьбы, силою одной лишь удачи и родственных связей».
Впрочем, для России это не редкость и в наши дни, а в те времена и подавно, о чем свидетельствует сам А.С. Пушкин:
«Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда…»
Что же касается удачи, то существует следующее наблюдение. Кто выигрывает только потому, что ему сопутствует удача, тот в итоге проигрывает, так как удаче свойственно превращаться в неудачу так же неожиданно, как неожиданно было наступление удачи, что и произошло с карьерой и жизнью Столыпина. И происходит это тогда и там, где меньше всего этого ждешь!
…Между тем «драматический темперамент Петра Аркадьевича захватывал восторженные души, чем, быть может, и объясняется обилие женских поклонниц его ораторских талантов. Слушать его ходили в Думу, как в театр, а актер он был превосходный». Да, Столыпин был мастер говорить. А вот что-то делать и, главное, довести начатое до конца – это большой вопрос, на который чаще всего трудно найти убедительные ответы… Да и по уму, – как замечает Крыжановский, – например, предшественник Столыпина на посту министра МВД П.Н. Дурново был выше. И вообще: Столыпин больше выглядел, чем был в действительности выдающимся человеком. На самом деле он не был вождем, но всячески старался изображать из себя вождя.
И «к власти Столыпин пришел в то самое время, когда революция, охватившая окраины, а отчасти и центр России, была уже подавлена энергией П.Н. Дурново». Настоящую стоимость Столыпина можно представить исходя из тех наблюдений и оценок Крыжановского, в которых он сообщает, что на завершающем этапе Столыпин в «физическом отношении был уже почти развалиной» и «сам не сомневался в близости конца». «И в политике своей Столыпин во многом зашел в тупик и последнее время стал явно выдыхаться». Почему? Да потому, что политика его «не была так определенна и цельна, как принято думать, а тем более – говорить. Она проходила много колебаний и принципиальных, и практических и в конце концов разменялась на компромиссах…» И «в области идей Столыпин не был творцом, да и не имел надобности им быть. Вся первоначальная законодательная программа была получена им в готовом виде в наследство от прошлого. Не приди он к власти, то же самое сделал бы П.Н. Дурново или иной, кто стал бы во главе. Совокупность устроительных мер, которые Столыпин провел осенью 1906 года, представляла собою не что иное, как политическую программу князя П.Д. Святополк-Мирского, изложенную 24 ноября 1904 года, которую у него вырвал из рук граф С.Ю. Витте». А знаменитый Указ Столыпина от 9 ноября 1906 г. «был получен им в готовом виде из рук В.И. Гурки». И многие другие «исторические инициативы» Столыпина на самом деле принадлежали не ему, а просто он их «нашел на своем письменном столе в день вступления в управление Министерством внутренних дел». И вот, когда «находки» кончились, «звезда удач» Столыпина тут же закатилась, и он быстро выдохся.
В заключение Крыжановский пишет: Столыпин «первый внес молодость в верхи управления (как же он напоминает этим М.С. Горбачева. – НАД.), которые до тех пор были, казалось, уделом отживших свой век стариков. И в этом была его большая и бесспорная государственная заслуга… Он показал воочию, что «самодержавная конституционность» вполне совместима с экономической и идейной эволюцией, и что нет надобности разрушать старое, чтобы творить новое… В лице его сошел в могилу последний крупный борец за русское великодержавие. Со смертью его сила государственной власти России пошла на убыль, а с нею покатилась под гору и сама Россия».
Историки недаром называют Столыпина «последним рыцарем самодержавия».
Приговор реформе
Отрицательные итоги деятельности Столыпина в целом заставили даже А.И. Гучкова, когда-то одного из наиболее близких ему людей, признать: «Столыпин умер политически задолго до своей физической смерти».
Остается сказать, что реформа, начатая Указом 9 ноября 1906 г., была прекращена в результате Февральской революции постановлением Временного правительства 28 июня (11 июля) 1917 года. Однако самым главным приговором столыпинской земельной реформе стал голод 1911 г., от которого пострадали 30 миллионов крестьян в самых развитых сельскохозяйственных районах. Иначе говоря, каждый пятый человек в России оказался на грани смерти… Такой оказалась цена столыпинских реформ.
Что обещал и что сделал Столыпин
Чем дальше, тем быстрее убывало число сторонников Столыпина. Время все отчетливее доказывало иллюзорность и даже маниловщину принятых Столыпиным мер, которые поначалу действительно обещали и давали желанные плоды. Однако довольно скоро возникавшие последствия стали во многом перечеркивать значение достижений и вместо ожидаемых больших урожаев грозили не то что временным бесплодием, а, скорее полным самоуничтожением всего того, чем так гордилось российское самодержавие. Такой Россия вступила в 1917 г. – год двух революций, последняя из которых потрясла весь мир…
За что только не брался Столыпин, но почти везде его начинания кончались провалом. Хотя – и за это надо отдать ему должное – он искренне старался выправить решение тех вопросов, из-за которых всю Россию взорвала Первая русская революция. Его сын А. Столыпин в своих воспоминаниях перечисляет главные переустройства, затеянные Петром Аркадьевичем, в следующем порядке:
1. Землеустройство крестьян; 2. Сооружение Амурской железной дороги; 3. Воссоздание флота; 4. Вероисповедания; 5. Финляндия; 6. Забота о городах и дорогах; 7. Западное земство. Другие авторы упоминают и многие другие начинания Столыпина. При этом, если сын пытается показать прежде всего успешность первых шагов этих начинаний, то остальные справедливо делают ударение на их последствиях. Особенно убедительно, последовательно и четко сделал это один из лидеров либерализма кадет Изгоев, который, впрочем, во многом сходится с тем, что писал Крыжановский.
Во-первых, Изгоев сомневается, что Столыпин как откровенный националист и «октябрист» (сторонник партии, названной в честь царского Манифеста 17 октября 1905 г.) вряд ли может считаться гениальным государственным деятелем, ибо результаты его деятельности таковы, что приходится гораздо больше сожалеть, нежели радоваться. Неслучайно даже черносотенная газета «Русское знамя» по многим вопросам оценивала Столыпина как заурядного человека с высоким самомнением. Конечно, насчет заурядности, видимо, «Русское знамя» переборщило. В действительности Столыпин заметно выделялся среди «верхов» умением увлечь своей речью (особенно поначалу, пока не выяснилось, что все это больше слова, чем дела), своим бескорыстием в служении самодержавию и, конечно, своим мужеством. Вместе с тем Столыпин был болезненно честолюбив и слишком любил власть. Буквально «цеплялся» за нее, однако, – как вспоминал Изгоев, – «не столько боролся, сколько отступал и подлаживался. Был мстителен. Слова расходились с делом. Сильный ум, но какого-то второго сорта, смешанный с мелкой хитростью и лукавством». Как видим, ужасный портрет – в том смысле, что ужасно точный! Перед нами прежде всего человек, готовый держаться за власть любой ценой…
Так, мало-помалу, в конце концов, Столыпин отказался от своих первоначальных планов и… изменил самому себе! Особенно это очевидно, когда вслед за либералом Изгоевым сравниваешь, что Столыпин обещал с трибуны II Думы, и что он сделал на самом деле.
Столыпин обещал предоставить крестьянам государственные, удельные и кабинетские земли, однако из более чем 9 миллионов десятин к 1911 г. (к концу 6-летней власти Столыпина) была продана всего лишь 281 тысяча, т.е. 3%. Уже один этот показатель свидетельствует о полном провале столыпинской политики. Важно и то, что ни одно из серьезных обещаний, связанных со свободой вероисповеданий, не было выполнено (!), а разрекламированное стремление к неприкосновенности личности закончилось полной ее «прикосновенностью», если можно так выразиться. Больше того, даже попытка питерских мировых судей проверить законность арестов встретила открытое противодействие столыпинского правительства. И административная высылка, за которую потом так ругали советскую власть, была «изобретена» в царские времена и получила при Столыпине новые возможности.
Или, как и сейчас, ставилась задача преобразования «прославившейся» своим беспределом царской полиции. Столыпин хотел оздоровить ее объединением общей полиции с жандармской, но даже это не было сделано, как не было сделано и многое другое из того, что объявлялось. Вместо обещанного решения национального вопроса Столыпин только разжег национальные страсти. Это выразилось, например, в проекте, который, как писал его сын, предполагал: «допустить евреев в городские думы в количестве не более 1/5 всего состава». Видимо, в связи с этим именно еврей Дмитрий Богров (агентная кличка Аленский) стал убийцей Столыпина 1 (14) сентября 1911г. (смерть наступила 5 (18) сентября).
Первые колхозы появились до революции
«Не думайте, господа, что достаточно медленно выздоравливающую Россию подкрасить румянами всевозможных вольностей, и она станет здоровой», – да, умел Петр Аркадьевич Столыпин говорить красиво, а нередко и очень правильно, даже не замечая порой (как в данном случае), что сказанное им касается в первую очередь его самого. Ведь невозможно было мелкими уступками устранить страшные пережитки крепостничества в убогом крестьянском надельном землевладении, сохраняя в неприкосновенности богатейшие имения помещиков, что так пытался, подобно Александру II, сделать Столыпин. Неслучайно в народе сложилось мнение, что «1861 год породил 1905-й». Действительно, отмена Александром II «крепостного права» в 1861 г. в главном оставила все, как было, а именно: основная масса земли по-прежнему принадлежала помещикам, а крестьянам выделялись лишь небольшие наделы, – да и то – из худших господских земель. Однако и за них надо было платить выкуп, который прикреплял крестьян к этим наделам. И значит, фактически оставлял крестьян в крепостной зависимости от помещика. Юридически крестьянин стал свободен. А на деле – нет, так как у подавляющего большинства денег на выкуп не было. За 50 лет это довело крестьян до такого состояния, что даже царь в своем Манифесте вынужден был 3 ноября 1905 г. пообещать: с 1906 г. снизить выкуп наполовину, а с 1907 г. отменить совсем.
Однако и после выкупа, согласно реформе 1861 г., земля не становилась частной собственностью крестьянина. Эту ошибку пытался, но лишь в какой-то мере сумел исправить Столыпин. И после него, вплоть до Октября 1917 г., 80% надельной земли оставалось в общинном пользовании.
И вот тут обнаруживается самое важное, а именно то, что и после отречения царя и свержения Временного правительства община преобладала и оставалась живучей во всей центральной, северной, восточной и южной России и на Северном Кавказе. Лишь в Западном крае (принадлежавшем до XVIII века в основном Польше) была частная собственность на землю в виде подворного владения.
Коллективизация глазами Европы
В книге «Как убивали Сталина» благодаря рассекреченным американским документам я уже показал, с каким восторгом и одновременно с каким опасением из-за появления нового сельскохозяйственного конкурента смотрела на коллективизацию Америка. Теперь есть возможность показать, как воспринимала коллективизацию Европа, например, глазами Анри Барбюса – одного из лучших своих писателей: «Дело было не в звучных словах, а в выгодах или невыгодах», – пишет Барбюс. Поэтому Сталин, как и Ленин, пришел к выводу: «Крестьян будет толкать к социализму вовсе не мистическое чувство, а их интересы и только интересы».
Барбюс, как каждый дотошный французский наблюдатель, обращает внимание всего мира на то, что необходимо было: «Доказать крестьянам, что они заинтересованы в социализме. Каким же образом? Ответ нам известен, – продолжает Барбюс, – при помощи высокой культуры. Высокая, передовая культура требует обобществления полей и объединения работников – и она выгоднее всякой другой. Таким образом, она прямо включает насущные интересы каждого в систему социализма. Русского крестьянина (а он гораздо больше реалист, чем мистик, сильнее всего в нем чувство реального) можно убедить цифрами: надо только, чтобы он понял, что доля каждого в коллективном урожае – гораздо больше и надежнее, чем доход от раздробленного единоличного хозяйства. Мужик верит в талисман цифр. Ибо завоевание масс достигается не принуждением, а исключительно убеждением».
В заключение Анри Барбюс делает вывод: «Совершенно естественно было распространить на производство кооперативную систему, которая уже расставила вехи и подготовила почву в области потребления и сбыта». Для этого «надо было превратить единоличные крестьянские хозяйства в колхозы, сельскохозяйственные производственные кооперативы».
Кооператоры против Столыпина
Кооперирование в российской общине означало революцию в деревне. Кооперирование крестьян в России происходило естественным путем, что называется, само по себе, но весьма заметно, тогда как движение к фермерству, так активно начатое правительством Столыпина, за 10 лет (!) реформ смогло сделать фермерами только около 10% крестьянских хозяйств. Это говорит о том, что крестьяне (особенно середняки) игнорировали земельную или, точнее сказать, фермерскую реформу, в которой Столыпин видел безотказное средство для разрушения общины. Выходили из общины в основном зажиточные крестьяне и беднота, пытавшаяся за счет продажи земли улучшить свое материальное положение.
Особенный рост кооперативного движения пришелся на годы Первой мировой войны 1914–1918 гг. К 1917 г. в России было свыше 60 тыс. различных кооперативов, которые объединяли 24 млн. человек и обслуживали примерно 94 млн. сельских жителей, что составляло около 80% деревенского населения. Последние цифры (как назидание самой жизни в адрес защитников столыпинской земельной реформы) свидетельствуют не в пользу насильственного развития фермерства в России, а в пользу естественного кооперирования внутри сельхозобщин, от которых до полноценных советских колхозов 30-х годов оставался один шаг. Правда, это был такой шаг, который своей очевидной выгодой склонил на сторону всеохватывающей сельской кооперации (иначе говоря, коллективизации) подавляющее большинство крестьян, чем поставил политическую точку на кулачестве – как классе российских фермеров.
Кооперирование российской общины
Крестьяне нуждались в кредите для покупки сельхозтехники и всего того, что повышало их агрокультуру. А это значит, шло формирование и развитие общинных кооперативов, которые поначалу занимались в основном кредитованием. Однако со временем стали заниматься и снабжением, и сбытом. Это привело к созданию в 1912 г. Московского народного банка. Наряду с осуществлением кредитной помощи банк поставлял через сеть кооперации агромашины, семена и удобрения. А также создавал (учитывая потребности крестьян), скажем, маслодельни, что началось еще при жизни Столыпина в 1907 году. Кроме того, банк кооперировал и контролировал работу кооперативных организаций и их союзов. А те, в свою очередь, являлись связующим звеном между товарным производством крестьян и общероссийским рынком с его выходами на мировую арену. Например, при продаже пшеницы.
Когда в Кремле горели свечи
Чтобы коллективизация стала явью, нужны были трактора, нужна была техника, наконец – нужна была электрификация! И вот здесь писатель Анри Барбюс предлагает всем оглянуться в недавнее прошлое, когда в Кремле (!) в кабинете Ленина, принимавшего знаменитого предсказателя Герберта Уэллса, вместо электрических лампочек горели свечи… А Ленин рассказывал ему, как совсем скоро допотопная Россия станет вдруг электрической!!!
В связи с этим Барбюс замечает: «На Западе этот план чародея, во всех углах страны вызвавший к жизни тысячи лошадиных сил, – этот проект электрификации показался смешным и дерзким. Известный английский писатель Уэллс, сделавший прозрение в будущее своей специальностью, взял на себя роль рупора авторитетных людей, в которых советские проекты пробуждали чувство юмора. Когда Ленин в 1921 году сказал: «Мы электрифицируем европейскую и азиатскую Россию», – Уэллс счел это смешным.
Смешной ему показалась не идея сама по себе (если бы, объяснял он, такую цель поставила перед собой Англия, то это было бы понятно, ибо Англия имеет соответствующие возможности). Но в этой невежественной стране, где кругом были видны одни развалины, но в устах этого «маленького человека в Кремле» – слова об электрификации звучали для Уэллса дико. Тем более что бедный большевистский пророк говорил в своем ослеплении еще и о 100 тыс. тракторов в будущей России – это когда все советские тракторы можно было пересчитать по пальцам. И вот, в том единственном случае, когда предсказание Уэллса, этого литературного архитектора будущих отношений, было проверено, – оказалось, что будущее он видел навыворот. Как жаль, что он не может навсегда вымарать из своих произведений эту страницу: за нее теперь так сурово разделывается с ним в СССР каждый школьник!» (конец цитаты). Уже через 15 лет Россия имела гораздо больше, чем «мечтал» Ленин…
Но вот что особенно важно в данном случае: стремление в России к кооперации наглядно проявилось именно при Столыпине, т.е. тогда, когда возникла свобода выбора между первыми формами кооперирования членов в общине и фермерством. Так что Ленин неслучайно в 1922–1923 гг. нацелил государство на кооперацию.
Ленин как никто понял, что будущее за «строем цивилизованных кооператоров», потому что кооперация не только наиболее естественно и тесно объединяет людей, но и дает несравненно более высокую производительность труда.
Кооперированная община, начинавшая уже во времена Столыпина заниматься не только совместным кредитованием, снабжением и сбытом, но и совместной обработкой земли и сбором урожая, очень скоро стала походить на первые советские колхозы. Поскольку такие общины возникли в правление Столыпина, но как бы в пику Столыпину, их следовало бы называть (конечно, с известной долей иронии) «столыпинские колхозы», указывая тем самым только на время их происхождения… вопреки навязыванию правительством Столыпина настроений фермерства.
К сожалению, этот урок 100-летней давности не пошел впрок. Самоуверенные, не умеющие или не желающие ничему учиться сегодняшние наследники Столыпина наступают на те же грабли и тем самым уничтожают последние остатки современного крестьянства.
Дошло до того, что нынешние российские власти, продолжая политику маниловщины Столыпина и «преждевременного коммунизма» Хрущева, еще сами того не осознавая, заменили решение земельного вопроса (мучившего Россию на протяжении многих столетий) насильственным привязыванием. А фактически отвращением крестьян к земле – как к производительной силе, потому что поставили на их место (место отечественного производителя продуктов) зарубежного поставщика продовольствия. То есть прежде всего западного фермера. А это приведет и уже приводит к исчезновению российского крестьянства – как класса.
Первыми стали переселенцы
В массе своей русские мужики, даже избавившиеся от гнета помещиков и от малоземелья (как это особенно явно наблюдалось среди крестьян-переселенцев), стать фермерами не захотели!!! Для капитализма в сельском хозяйстве они выбрали другой путь, сделав ставку на российские общинные коллективистские традиции! Первыми стали кооперироваться в общинах крестьяне-переселенцы – особенно в Сибири. Их «мода на кооперацию» быстро перекинулась на европейскую часть Российской империи.
Из истории общины
Поскольку разговор во многом касается российской общины, необходимо, чтобы каждый имел представление, что такое община и почему по-прежнему так много споров об этом удивительном явлении, которое называется российская община?!
Община в российской деревне – это общее владение основными средствами производства и прежде всего общее владение и распоряжение землей, а также полное или частичное самоуправление всей деревенской жизнью. После отмены крепостных порядков в 1861 г. община стала выступать как собственник земли и как организация для сбора податей, выплаты налогов и осуществления разных государственных прав и обязанностей, например рекрутчины. Впрочем, есть исследователи, которые считают, что община, как и колхоз (коллективное хозяйство), собственником земли в полном (юридическом) смысле этого слова не являлась, а лишь в той или иной мере имела право распоряжаться отведенной ей землей. Каждый крестьянин, входивший в общину, получал свой надел от помещика или от государства. Тем не менее собственником этого надела не был, зато был совладельцем всей земли общины. Это означало, что при увеличении семьи она могла рассчитывать на дополнительный участок за счет других семей, потому что наделение землей происходило поровну (!) на каждую душу, хотя общая площадь при этом оставалась прежней. Таким образом, крестьянин не только не являлся собственником своего надела, но к тому же время от времени размеры его надела могли меняться.
Больше того, община не только перераспределяла землю между крестьянами, но и устанавливала правила и способы обработки земли. Для общины были естественным делом принудительный севооборот и «открытые поля», т.е. поля, временно используемые как общественные пастбища. Известна положительная роль общины и в переходе к «трехполью». Это означало: сев под зиму (озимые), весенний сев (яровые). А также содержание земли под «паром». Иначе говоря, на отдыхе – путем, например, выпаса на ней скота. Занимаясь распределением и применением земли, община руководила использованием тягловой силы и решала вопросы взаимопомощи, выбора сельских властей, сбора средств на общие нужды; рассматривала гражданские и мелкие уголовные дела.
Община (как и колхозы в советское время) пользовалась некоторой самостоятельностью в отношениях с государством и реже с помещиком.
В помещичьей общине помещик лишал ее права суда и исполнения наказаний. В государственной же общине эти права во многом сохранялись. Община регулировала (особенно во времена «крепостного права») хозяйственную и бытовую семейную жизнь деревни, организуя дополнительно (помимо уже перечисленных дел) крестьянские промыслы и ремесла. Например, прядение, ткачество и разные зимние работы. Такое взаимодействие и взаимоуправление крестьян сделало общину коллективным хозяином.
Всем этим община спасала слабых, но сдерживала развитие сильных хозяйственных крестьян. Этот весьма существенный недостаток, как и многие другие недостатки общины, смог заметно и быстро преодолеть колхоз, прообразом которого (хотя по-детски и незрелым) община являлась. В этом смысле община времен Столыпина уже явно напоминает своеобразный «столыпинский колхоз»… Правда, если при царе поддержка общины была больше видимостью, то при советской власти колхозам оказывалось всемерное и основательное содействие как в финансово-хозяйственной деятельности, так и в культурно-бытовом развитии буквально каждого. Неслучайно специальная американская разведка в отчете своему руководству отмечала, что благодаря прежде всего коллективизации крестьянин перестает быть просто рабочей силой и действительно превращается в человека. (См. книгу «Как убивали Сталина»!)
Опираясь преимущественно на коллективный труд, община как сообщество мелких непосредственных производителей сама расчищала леса, поднимала целину, возводя необходимые сооружения, осуществляла осушение болот и орошение полей, прокладывала дороги, строила мосты, плотины, мельницы и маслобойни и, разумеется, организовывала многие другие нужные в хозяйстве и в общественной деревенской жизни дела. Все эти коллективные качества и привычки российской общины при выборе дальнейшего пути развития больше настраивали крестьян на колхозы, нежели на единоличные фермерские хозяйства.
На формы, на развитие и долголетие общины накладывали естественный отпечаток географические и исторические условия, а также способы хозяйствования и особенности того или иного российского народа.
С введением земских участковых начальников (1889 г.) царь резко усилил государственный контроль над общиной, достаточно обоснованно воспринимая ее как источник революционных настроений, обладающий естественными возможностями к самоорганизации со всеми вытекающими из этого катастрофическими для самодержавия последствиями. Славянофилы же считали общину одним из устоев самодержавно-крепостнического строя, который спасает Россию от революций. И в этом тоже была своя правда. С точки зрения мировой истории у общины действительно были не только положительные, т.е. эволюционные и революционные начала, но и отрицательные и даже реакционные черты. Наиболее реакционной чертой общины самые светлые умы России называли «сословную замкнутость», которая раздробила крестьян «на крохотные союзы» и поддерживает в них «традиции косности, забитости и одичалости». Даже после отмены крепостничества у крестьян не появилось «право выйти из общины, право заняться любым промыслом или делом». И при Александре II, и при Столыпине фактически сохранилась «крепостническая власть земли», иначе говоря, у крестьянина не было реальной возможности отказаться от земли… Даже после убийства Столыпина, даже накануне 1917 г. в европейской России «общинными оставались почти 2/3 крестьянских хозяйств и 4/5 надельных земель».
Вместе с тем «община оказалась той исходной формой, от которой был возможен переход к капиталистическим формам землепользования – путем его индивидуализации. И к социалистическим – путем его коллективизации. Для социалистического преобразования сельского хозяйства существенное значение имели традиции взаимопомощи и традиционное сознание принадлежности земли коллективу, а также наличие сложившейся системы сельхозугодий, чаще всего находившихся в совместном пользовании всей деревни». Община – это прообраз не только советских, но и современных колхозов.
Впрочем, надо отличать роль общины в сельском хозяйстве от роли общины в деревне вообще, т.е. от той роли, которая после революций 1917 г. перешла к сельским Советам, когда традиционная община во многом разделилась по направлениям производственной и общественной деятельности на колхоз и Сельский Совет…
Итак, в общине легко обнаруживают себя те начала, на которых строились будущие советские колхозы. Да и сами общины, особенно перед революциями 1917 г., чем дальше шло их кооперирование, тем больше становились колхозами, так как фактически представляли собой колхозы в их зародыше или в их детском возрасте...
